NIMFA, 36 - 19 мая 2008 18:42

В ее 17 нужно войти в аудиторию подготовительных курсов в широченных болтающихся штанах, с сумкой через плечо и лихой оранжевой прической. Не смотреть. Быть задумчивым и молчаливым, а оттого – не таким, как все. Быть похожим то ли на Джо Дассена, то ли на Джима Моррисона, то ли на Курта Кобейна. Курить, носить серьгу в ухе, все время что-то напевать под нос. Отвечать кратко, но всегда так, чтобы запомнилось, и казаться оттого – гениальным.
Однажды улыбнуться. Заговорить. Рассмешить. Рассмешить много раз. Приблизиться. Вкусно пахнуть. Долго не целовать. А потом не выдержать и поцеловать. Много раз. Много, много, много раз. Взять ее любовь на руки, как приятное на ощупь кашемировое пальто. Надевать его, когда подует ветер, и нести накинутым на руку в теплые дни. И можно быть уверенным, что рядом прирученная она. Где бы ты ни был – она, со своей улыбкой, глазами преданными, в облаке разноцветного первого снега, словно воздушный змей, который всегда счастлив.
Только ведь нужно с ней что-то делать потом. Не жениться же. Нежный возраст, новые интересы, да и смена сезонов, в конце концов: пальто на ветровку, глинтвейн на колу, сноуборд на велосипед. Остается одно – держать бечевку туго натянутой. А однажды, как это всегда бывает с радужными воздушными змеями, отпустить.

В ее 20 нужно быть талантливым КВНщиком, альпинистом, дизайнером, светским львом, удачливым менеджером звена выше среднего. Приближать горизонты, сворачивать горы, играть Гамлета, зарабатывать крупные бонусы, притягивать взгляды и всеобщее внимание. Уверенно брать ее руку в свою, уверенно произносить слова, уверенно давать надежду. Звать с собой за тридевять земель, рисовать фантастическое будущее. Звонить чуть реже, чем это делает она. Случайно пропадать, а потом возвращаться к ней и припадать губами к теплой щеке, рассказывая об очередном подвиге. Всегда быть прощенным и знать, что она ждет.
Только придется все же как-то быть потом. С ней, которая боится высоты и пауков, трогательно сжимает твою ладонь во время фильма ужасов, тяготится переменой мест, но любит домашние вечера и держаться во сне за руку. Как-то нужно быть со всеми словами, которые навыдумывал и нашептал, нагадал и сам забыл. Как-то безболезненно разжать ночью пальцы, выдумать такси в шесть утра и самолет в восемь. И утешить себя тем, что для нее все только к лучшему.

В ее 23 проще всего быть на три поколения старше. Рассказывать, как мифы древней Греции, о студенческой юности восьмидесятых, крутых девяностых, тяжелых двухтысячных. В ресторане небрежно выбирать «Perrier» вместо «Боржоми», не задумываться о количестве роз в подарок, ни о чем вообще не задумываться, не обещать, не врать и не пустословить. Но восхищаться, не переставая, восхищаться ею.
Раскрыть в ней женщину, подарить бесценного опыта, а взамен забрать горсть ароматной юности и вдыхать ее по вечерам в своей уютной гостиной за бокалом коньяка – она там, эта терпкая юность, под воротником твоей прекрасной сорочки, куда несколько часов назад прикасались прирученные женские губы.
Только все равно потом с ней что-то нужно будет делать. Не начинать же жизненный цикл заново, не повторять уже однажды пройденное – на это нет ни времени, ни сил. Остается одно – быть ее праздником, сегодняшним праздником. А когда наступят будни, раствориться в повседневности, словно никогда ничего и не было: ни счастья того запоздалого, ни легкости бытия, ни пальцев ее, рассыпанных отпечатками по твоей спине. И только какой-то необычный запах иногда послышится в толпе, ты обернешься на него, словно на чей-то зов, а это мальчик-первоклассник несет шуршащий сверток с сентябрьскими астрами.

А в ее 30… Мне не хочется даже думать о том, как быть в ее 30. Я хочу верить в то, что предательская спираль однажды заканчивается. У кого-то раньше, у кого-то позже, но не так, чтобы никогда. Ведь что-то точно можно сделать с этой жемчужной нитью приручений, давящей горло, словно ошейником, из-за которого трудно даже сглотнуть. Как-то разорвать эту мучительную цепь, чтобы глухо трещало, чтобы бусины разлетелись по полу с гороховым стуком и закатились в щели половиц безвозвратно. А потом проросли колокольчиками и маками, пахучей полевой травой и горькими ягодами. А она собрала букет в августе, поставила цветы в прозрачный графин, застегнула молнию на чемодане и переехала в новую жизнь. Где кто-то, кто смог приручить, не побоялся быть в ответе.

• 
• 
•