zas, 38 - 10 марта 2010 12:29

Мы, люди, существа косные. Мы рабы привычек и штампов. Получилось однажды с кем-то «страстно и по-цыгански» - мы будем всю жизнь преданы цыганщине. Сказала любимая женщина: «будь со мной зверем, будь дикарем!» - оппа, какой уж календарный лист пожух, а он все еще дикарь.

Иные обижаются, когда новому партнеру неприятно слышать про «вот это самое», именем членистоногого речного жителя названное положение.

- А как еще я должен говорить?! Коленно-локтевая поза?!
И про себя думает: «Ломается, цену набивает. Всех устраивало, а ее не устраивает!»

Женщины, бывает, тоже выдают анатомически своеобразные, и совершенно нецензурные пожелания и предложения. Кто-то - потому, что «так круче и мужикам нравится». А кто-то - по велению темперамента. Тут никогда не угадаешь, в постели может случиться все, что угодно. Когда откровенная Манька-Облигация будет шепотом обозначать все происходящее «это» и «вот так бы» - тоненькая интеллигентная редакторша, глубоко образованная женщина, вдруг может сообщить в полный голос такое, что портовый грузчик засмущается.

Как-то раз меня даже заинтересовало, почему среди самых нежных, юных и трепетных юношей и девиц становиться модным говорить о себе лично что-нибудь вроде: «я уж три месяца не...» - и далее глагол, обозначающий соитие. Было отличное перестроечное слово «трахаться». Оно все обозначало исчерпывающе. Но почему его стало мало?

Мне показалось, что особо грубые термины публично и показательно употребляют те ранимые личности, которым как раз хочется показать, что никакой такой любви для них не существует, все для них физиологично, все, как стакан воды. Раньше это поведение было характерно для юношей, но с приходом кустарного феминизма и повышением количества городских невротиков, «срамными оборотами» стали выражаться и девушки. Чем тоньше воспитание - тем грубее словесный запас, метафоры и прочие гиперболы.

Грубые постельные слова - способ подстегнуть гормональный фон, нервную систему, острее почувствовать происходящее. Если лексика-хард приносит радость обоим партнерам, стесняться тут абсолютно нечего. Единственное, может быть, пожелание - не надо орать, нарушая общественное спокойствие. Под окнами могут быть дети, а по вечерам, может, дети дома, зато писающие собачки пугаются.

У нас, у поколения постсоветской эпохи, просто-напросто нет терминов, которые бы устраивали всех, как обозначающие происходящее в постели. Мы не можем вербализировать свои действия. Получается либо сахарная пошлятина про «пиписечку», либо откровенный мат, либо медицинские термины курам на смех. Поэтому страсть остается молчаливой. Только стоны и сопение нарушают тишину спальни. Впрочем, можно поставить музыку.

А еще в постели человек расслаблен, либо наоборот, слишком напряжен. Поэтому иногда может сказать что-нибудь настолько курьезное, и не к месту, что этим запоминается на всю жизнь. Когда я была юна и шастала, где попало, один молодой человек, которого я полюбила на всю жизнь (это мне казалось, и где он теперь, я не знаю) - так вот. Он во время особо приятных для него моментов почему-то кричал: «Ой, мамочки! Вот ужас-то!»

А у моей подруги был такой случай: парень откатился на край кровати, выдохнул, и спросил ее, оглушенную оргазмом:

- Ты не знаешь, где находится Оренбург?

Одного молодого человека ошарашили вопросом «А как же теперь наша дружба?». Про другого говорили, что он из тех, которые сорок минут занимаются сексом, а потом два часа безостановочно объясняют, почему это не надо было делать.

И только искренне любящие друг друга парочки спокойно и любыми удобными словами говорят все, что им хочется. Нет меж ними непонимания. Все слова - правильные. Все давно уже хорошо.

Но чтобы стало так - нужно, чтобы в самом начале отношений никто никого не хватал за уши, а уж если ухватил - то обоснованно, и каким-нибудь приятным образом.
Любовь не может быть без достижения взаимопонимания. А достижение взаимопонимания не может быть без труда и желания. Прежде чем нам станет хорошо здесь и сейчас, мы научимся слышать, слушать и прощать.

• 
• 
•